Дэвид Герролд - Дело человека [Дело для настоящих мужчин]
Второе БА-А-А-Х!, и ее голова внезапно расцвела кровавым цветком.
В ужасе я резко отвел глаза. Уставился на Дюка:
— Какого черта ты это сделал?
Дюк внимательно смотрел в телескопический прицел, следя, не пошевелится ли она снова. Убедившись, что нет, он поднял голову от прицела и уставился на долину. На невидимых хторров. Надолго. Его выражение было… далеким. На мгновение я подумал, что он в трансе. Потом он, похоже, снова пришел в себя и пополз с холма туда, где ждали Шоти, Луис и Ларри. Их лица тоже были странными и они не глядели в глаза друг другу.
— Пошли, — сказал Дюк, передавая винтовку Шоти. — Уходим отсюда.
Я последовал за ними. Я бормотал:
— Он застрелил ее… — Мне перехватило горло: — Он застрелил ее…
Наконец, Ларри обернулся и взял бинокль из моих дрожащих рук.
— Скажи спасибо, что ты не мужчина, — сказал он. — Иначе это сделал бы ты.
2
Я был в кабинете доктора Обама.
— Садитесь, Маккарти.
— Да, мэм. — Ее глаза были кроткими и я не мог уклониться от них. Она напоминала мою бабушку, которая тоже глядела столь печально, что вы сочувствовали ей больше, чем себе. Когда она говорила, голос был намеренно ровным. Моя бабушка говорила так же, когда у нее было что-то на уме и она думала, как с этим справиться. — Я слышала, у вас были трудности вчера днем?
— Э-э, да, мэм. — Я тяжело глотнул. — Мы, то есть Дюк, застрелил девочку.
Доктор Обама сказала мягко:
— Да, я читала отчет. — Она помолчала: — Вы не подписали его вместе с другими. Вы хотите что-нибудь добавить?
— Мэм… — сказал я, — вы слышали меня? Мы застрелили девочку.
Ее глаза задумчиво сузились:
— Понимаю. Вы тревожитесь по этому поводу.
— Тревожусь?… Да, мэм, да!
Доктор Обама поглядела на руки. Они были вежливо сложены на столе перед нею, тщательно наманикюрены, темны и сморщены от возраста:
— Никто не обещал, что это будет легко.
— Вы вообще не говорили, что надо стрелять в детей.
— Я надеялась, что этого не случиться.
— Доктор Обама, я не знаю, каковы объяснения, но я не могу смириться…
— С этим нельзя мириться! — Ее лицо окаменело. — Дюк давал вам бинокль?
— Да, мэм. Несколько раз.
— И что вы видели?
— В первый раз я видел только купол и ограду. Во второй раз — девочку.
— А что делал Дюк?
— Ну, было похоже, что он идет спасать ее, но потом он изменил мнение и попросил винтовку.
— Вы знаете, почему он попросил винтовку?
— Луис сказал, что он что-то заметил.
— Ммм. Вы смотрели в бинокль на это?
— Да, мэм, я посмотрел из любопытства. Я никогда не видел червей…
Она прервала меня:
— Но когда вы посмотрели, вы увидели их?
— Я видел что-то… — я поколебался. — Не знаю, что это было.
— На что это было похоже?
— Большое, багряно-красное, это трудно описать.
— У хторров пурпурная кожа и многоцветный мех. В зависимости от освещения он может быть красным, розовым, бордовым или оранжевым. Вы это видели?
— Я видел что-то пурпурное. Оно было в тени и двигалось туда-сюда.
— Двигалось быстро?
Я пытался вспомнить. Что значит быстро для червя?
— Кажется, — отговорился я.
— Тогда то, что вы видели, был взрослый хторр в активной и наиболее опасной фазе. Дюк узнал его, как и Ларри, Луис и Шоти. Они подписали рапорт.
— Я не знал — я не видел хторра раньше. Поэтому я здесь.
— Если они сказали, что это были хторры, вы можете быть уверены — они передавали бинокль только чтобы убедиться; если Дюк ошибся, то другой должен был подтвердить, что заметил их.
— Я не спорю с опознанием…
— Но должны бы, — сказала доктор Обама. — Это единственная причина, по которой вы, возможно, не подписали этот. — Она постучала по бумаге на столе.
Я настороженно смотрел на нее. Папа всегда предостерегал, чтобы я не подписывал то, в чем не уверен — именно так он женился на маме. По крайней мере, он всегда так говорил. Я сказал:
— По поводу застреленной девочки — я видел, как она прыгала вокруг загона. Ей не грозила опасность; не было причины стрелять в нее…
— Неверно, — сказала доктор Обама. — Вдвойне неверно. Вы должны бы это знать.
— Я не знаю ничего! — сказал я, внезапно разозлившись. — Мне ничего не сказали. Меня перевели сюда из отдела рекламаций, потому что обнаружили, что у меня два года колледжа по биологии. Мне выдали форму и устав — и этим исчерпывается моя подготовка.
Доктор Обама казалась пораженной, смирившейся и расстроенной одновременно. Словно сама себе — но достаточно громко, чтобы я тоже мог услышать — она сказала:
— Что, черт побери, они делают? Посылают мне детей…
Я все горел:
— Дюк должен был стрелять в хторра! — настаивал я.
— Из чего? — резко спросила доктор Обама. — Вы захватили с собой артиллерию?
— У нас была винтовка большой убойной силы…
— И расстояние до хторра больше семисот метров в ветреный день!
Я пробормотал что-то о гидростатическом шоке.
— Что это?
— Гидростатический шок. Когда пуля вонзается в тело, она создает ударную волну. Клетки похожи на маленькие баллоны с водой. Они разрываются. Убивает это, а не дыры.
Доктор Обама сдерживала дыхание. Я видел, что она принуждает себя быть терпеливой:
— Я знаю о гидростатическом шоке. Он неприменим здесь. Вы предполагаете, что плоть хторров похожа на человеческую. Это не так. Даже если Дюк стрелял бы наугад, это не принесло бы ничего хорошего, если бы не удалось поразить его в глаз, или если не использовать разрывные пули, которых у вас не было. Поэтому не было выбора: он стрелял в то, что мог поразить. — Доктор Обама остановилась. Понизила голос: — Послушай, сынок, я извиняюсь, что ты встретился с грубыми реальностями этой войны так быстро, но… — Она подняла руки извиняющимся жестом, потом уронила их снова. — Ну, я извиняюсь, и это все.
Она мягко продолжала:
— Мы не знаем, какие хторры внутри, именно для этого вы здесь. Предполагается, что вы — ученый. Мы надеемся, что вы нам об этом расскажите. Хторр, похоже, хорошо бронирован, или сегментирован, или что-то еще. Пули против них неэффективны — много людей погибло, чтобы убедиться в этом. Либо пули не попадают куда надо, либо хторры не имеют жизненно важных органов, которые могут разрушить пули — и не спрашивайте меня, как такое возможно, потому что я ничего не знаю. Я просто привожу цитаты из отчетов.
Однако мы знаем — из печального опыта — что стрелять в хторров — это совершать самоубийство. Разумны они или нет — как думают некоторые — безразлично. Они смертоносны. Даже без оружия. Они двигаются быстро и убивают зверски. Самое разумное — вообще не стрелять в них.
Дюк хотел спасти этого ребенка — наверное, больше, чем вы думаете — потому что знал, чем является альтернатива спасению. Но когда Луис увидел хторра в лесочке, у Дюка не было выбора — он не мог идти за ней. Его бы заметили еще на спуске. Он был бы мертв, не пройдя и сотни метров. Вероятно, и вы все тоже. Мне это совсем не нравится, но то, что он сделал, было милосердием.
Поэтому он передавал бинокль — хотел убедиться, что не совершает ошибки; хотел, чтобы вы, Шоти и Ларри проверили его. Если было бы хоть малейшее сомнение в любом его решении, он не сделал бы того, что сделал; он не хотел этого — и если бы я думала, что Дюк убил ребенка без необходимости, я поставила бы его перед расстрел-командой так быстро, что он не успел бы сменить рубашку.
Я задумался. Надолго.
Доктор Обама выжидательно молчала. В ее глазах было терпение.
Я внезапно сказал:
— Но Шоти вообще не смотрел.
Она удивилась:
— Да?
— Только раз, — ответил я. — Он не смотрел, когда мы увидели ребенка, и не подтвердил, что это хторр.
Доктор Обама поворчала. Пометила что-то в записной книжке. Я почувствовал облегчение, когда она на мгновение отвела от меня глаза:
— Ну, это исключительное право Шоти. Он видел так много всего… — Она закончила писать и снова глядела на меня: — Достаточно, что он видел ограду. В данный момент мы говорим о вас. У вас не было сомнений в том, что вы видели хторра?
— Я никогда не видел хторров, мэм. Но не думаю, что это было что-нибудь еще.
— Хорошо. Тогда пусть больше не будет этой чепухи. — Она пододвинула мне рапорт: — Я хочу, чтобы вы подписались внизу.
— Доктор Обама, будьте добры — я не понимаю, почему было необходимо убить эту девочку.
Доктор Обама снова казалась пораженной, во второй раз с начала разговора:
— Я думала, вы знаете.
Я покачал головой:
— В тот-то все и дело. Я не знаю.
Она помолчала:
— Я извиняюсь… Я очень извиняюсь. Я не представляла себе.. . Не удивительно, что я не могла понять вас… — Она встала из-за стола и подошла к шкафу, открыла его и достала тонкую папку — на ней было выведено ярко-красным: СЕКРЕТНО — затем вернулась на место. Задумчиво подержала папку в руках: — Иногда я забываю, что большая часть того, что мы знаем о хторрах, это ограниченная информация. — Она внимательно смотрела на меня: — Но вы — ученый…
